Преамбула (по-русски — зачин) ни к чему не обязывает. Просто мясники из ЦК перед тем, как всадить нож свинье в горло, ее ласково за ушком щекочут. Именно эта традиция была вложена и в нашу военную науку. Наши вожди совершенно открыто говорили, что будут вести войну только на территории противника: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!»[4]. Имелась в виду так называемая «глубокая операция», то есть блицкриг. Но этим откровениям всегда предшествовала присказка: если враг нам навяжет войну. Полевой устав четко указывал: если враг нападет, Красная Армия превратится в самую нападающую из всех когда-либо нападавших армий.
Условие, сформулированное в этой присказке, неизменно выполнялось. Всегда выходило так, что враг нападал именно в тот момент, когда у нас все было подготовлено к захвату его страны. В ноябре 1939 года мы сосредоточили колоссальные силы на границе с Финляндией, изготовились, и тут финны, как по заказу, якобы один раз стрельнул в нашу сторону из пушки. И тут же наши газеты взорвались той самой яростью благородной: «Отразим нападение Финляндии!», «Дать отпор зарвавшимся налетчикам!», «Ответим тройным ударом на удар агрессоров!», «Уничтожим гнусную банду!». И потом, в 1940 году, на декабрьском совещании высшего руководящего состава постоянно звучала мысль: Финляндия на нас напала, а мы, бедные, отбивались.
Эта мысль красной нитью проходила во всей нашей историографии, идеологии, литературе. Возьмем, например, сборник рассказов «Конструктор боевых машин» о создателе советских танков Ж. Я. Котине (Ленинград: Лениздат, 1988). В такой книге, тем более спустя полвека после Советско-финской войны, можно было бы ограничиться рассказом о трудовом подвиге конструктора танков, о смелых технических решениях, а об остальном помолчать. Но нет: «30 ноября 1939 года Красная Армия приступила к ответным действиям, началась советско-финляндская война» (С. 91).
Подготовка к нападению на Германию шла с соблюдением тех же правил. Наши стратеги, загадочно улыбаясь, говорили: если враг навяжет нам войну, мы будем вынуждены отбиваться на его территории.
Именно так и были составлены задания на январскую стратегическую игру 1941 года: 15 июля 1941 года Германия нападает на Советский Союз, германские войска прорвались на 70-120 км вглубь советской территории, но к 1 августа 1941 года были отброшены к исходным рубежам (РГВА. Фонд 37977. Опись 5. Дело 564. Листы 32–34).
Это такой зачин. Это присказка, которая с самой игрой ничего общего не имела. Как именно «западные» нападали, как удалось их остановить и выбить с нашей территории, — об этом в задании не сказано ни единого слова. Это и не важно. Главное в том, что напали они, а мы их вышибли к государственной границе на исходные позиции. Вот именно с этого момента, то есть с нашей государственной границы, и началась стратегическая игра. С этого момента развернулись «ответные действия» Красной Армии в Восточной Пруссии.
Вторжение германской армии на нашу территорию и отражение агрессии совершенно не интересовали Сталина, Жукова и других советских военачальников. Их интерес в другом: как вести боевые действия с рубежа государственной границы. Вот это и было темой первой игры.
И если в преамбуле — в условиях игры — сказано, что германские войска напали и продвинулись вперед, то в этом заслуги Жукова нет. Таковы условия. Их устанавливал не Жуков. Для того, чтобы напасть и продвинуться на советскую территорию, Жукову, игравшему роль германского стратега, не надо было ни размышлять, ни принимать решений. Если бы на место Жукова назначили другого «гения», то все равно действовала бы все та же преамбула: враги напали и продвинулись на несколько десятков километров вглубь нашей страны. Точно так же и Павлову, игравшему роль советского полководца, не надо было размышлять, как отбить вторжение. Обо всем этом было скороговоркой сказано во вводной части и к делу отношения не имело.
Но даже если считать, что в ходе стратегической игры гениальный Жуков продвинулся вперед на территорию Советского Союза, то следует помнить, что его тут же быстро и без труда вышибли на исходные рубежи.
5
В рассказ Жукова о стратегической игре вкрались следующие неточности.
Жуков рассказывал: «Павлов, командовавший Западным военным округом, играл за нас, командовал «красными», нашим Западным фронтом. На Юго-Западном фронте ему подыгрывал Штерн». Тут двойное искажение. Во-первых, Павлов, как и Жуков, сначала командовал одной стороной, затем другой. Во-вторых, Штерн Павлову не подыгрывал, в команде Павлова его не было. В первой игре Штерн был в команде Жукова и командовал 8-й германской армией, а во второй игре Штерн участия не принимал.
Жуков пишет: «Взяв реальные исходные данные и силы противника — немцев…» Жуков ошибся. По условиям игры германские войска, руководимые Жуковым, имели в Восточной Пруссии 3512 танков и 3336 боевых самолетов. На самом деле армия Гитлера не имела такого количества танков и самолетов ни в Восточной Пруссии, ни на всем советско-германском фронте от Ледовитого океана до Чёрного моря. В ходе игры количество немецких дивизий у Жукова в Восточной Пруссии и оккупированных областях Польши было вдвое больше того, чем располагали немцы на самом деле.
«Я, командуя «синими», развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали их немцы. Наносил свои главные удары там, где они их потом наносили». Тут опять наш рассказчик увлекся. В 1993 году группа российских военных историков составила официальную справку о тех играх. Группой руководил главный военный историк российской армии генерал-майор В. А. Золотарёв, профессор, доктор наук. Вот официальное заключение двадцати трех ведущих экспертов:
В январе 1941 года оперативно-стратегическое звено командного состава РККА разыгрывало на картах такой вариант военных действий, который реальными «Западными», т. е. Германией, не намечался (Накануне войны. С. 389).
А Жуков в своих мемуарах не унимался:
Группировки сложились так, как они потом сложились во время войны. Конфигурация наших границ, местность, обстановка — все подсказывало мне именно такие решения, которые они потом подсказали немцам. Игра длилась около восьми суток. Руководство игрой искусственно замедляло темп продвижения «синих», придерживало его.
Но «синие» на восьмые сутки продвинулись до района Барановичей, причем, повторяю, при искусственно замедленном темпе продвижения.
Я с этим спорить не буду. Слово экспертам:
В обоих играх действия сторон на направлении Брест, Барановичи (Восточный фронт «Западных») и Брест, Варшава (Западный фронт «Восточных») не разыгрывались (Накануне войны. С. 389).
6
Жуков рассказывал, как руководство игрой искусственно замедляло его победный марш на Барановичи, а оказывается, что не рвался вовсе Жуков на Барановичи, и никто его лихой удар не замедлял, ибо действия германских войск на советской территории вообще не отрабатывались.
Результат первой игры: сражение шло только на территории Восточной Пруссии и на территории Польши, оккупированной Германией. Павлов наступал, Жуков отбивался.
В ряде книг и статей утверждается следующее: в этой игре Г. К. Жуков якобы все спланировал и осуществил так, как это через полгода сделали немцы, и на восьмые сутки Северо-Восточный фронт «Западных» вышел-деуже к Барановичам. Но все было далеко не так: Северо-Западный фронт «Восточных» (Д. Павлов), выполняя задачу выйти к 3 сентября 1941 года на нижнее течение реки Висла,
1 августа перешел в наступление, и в первые дни его войска форсировали р. Неман, овладев сувалкинским выступом (окружив в нем крупную группировку «Западных»), а на левом крыле прорвали фронт, возглавляемый Г. Жуковым.
В прорыв была введена конно-механизированная армия, которая к 13 августа вышла в район, расположенный в 110–120 километрах западнее государственной границы СССР. (Известия. 22 июня 1993 г.)
Так что не Жуков гнал Павлова, а Павлов гнал хвастуна Жукова. Правда, далее Жуков за счет резервов собрал сильную группировку и нанес контрудар.
На этом первая игра завершилась. Руководство игры склонялось к ничейному результату с оговоркой, что положение Жукова предпочтительнее. Так было решено не потому, что Жуков находил какие-то гениальные решения, а по причинам, которые не зависели от талантов Жукова.
Прежде всего, Жуков оборонялся, а действовать в обороне всегда легче, чем наступать.
Во-вторых, нанося удар в Восточную Пруссию, Павлов вынужден был форсировать ряд полноводных рек в их нижнем течении. Для Павлова реки — преграды, для Жукова — удобные оборонительные рубежи. Кроме того, Восточная Пруссия перерезана множество каналов и глубоких канав, которые являются препятствиями для действий наступающих танков.
